Что ни на есть дворянское гнездо – часть 4

УСАДЬБА АРХАНГЕЛЬСКОЕ

(продолжение, ч.4)

Так к концу XVIII века сложился в основных чертах первоначальный ансамбль Архангельского. Уже и этот ансамбль был прекрасен пропорциями своих зданий, строгой планировкой парка. Красота Архангельского вызвала восхищенные строки современного Н. А. Голицыну поэта:

В Архангельском сады, чертоги и аллеи,

Как бы творение могучей некой феи...

После смерти Н. А. Голицына его жена продала в 1810 году Архангельское Н. Б. Юсупову, оставившему к тому времени государственную службу и переехавшему на постоянное жительство в Москву.

Князь Н. Б. Юсупов (1751-1831) – один из богатейших русских помещиков. В царствование Екатерины II, Павла I и Александра I он занимал ряд важных государственных должностей: управлял императорскими театрами в Петербурге и Государственным Эрмитажем, был министром государственных уделов, членим Государственного совета.

Юсупов немногим отличался от других крепостников его времени – был таким же жестоким и властолюбивым. Земельные владения II. Г. Юсупова были расположены в 23 губерниях России. Здесь на князя трудилась 31 тысяча крепостных только мужского пола. V Юсупова было несколько фабрик, заводов, большие рыбные ловли на Каспийском море. Доходы его были громадными. В 1813 году, например, он получил со своих владений свыше 500 тысяч рублей дохода, а в 1827 году – уже более полутора миллионов рублей.

А. И. Герцен в одной из своих статей, объединенных общим названием «Концы и начала», говорит, что о пышных празднествах, которые молодой Юсупов давал, путешествуя по Европе, легенды ходили из уст в уста еще и через тридцать лет после этого. Юсуповы, Тюфякины и другие русские князья, замечает Герцен, положили там больше крестьянских душ, чем их легло под Бородиным.

Верхняя терраса и Большой дом.

Богатство, слава Юсупова созданы на крови и слезах принадлежавших ему крепостных крестьян.

«Сиятельный князь» кутил в Европе, прожигал жизнь в России, а его крестьяне тянули лямку и доставляли ему все земные блага.

Из архивных дел видно, как этот «гуманный князь», «знаток» и «ценитель» прекрасного за малейший проступок наказывал крепостных. Не избегали общей участи даже крепостные, занимавшие привилегированное положение в усадьбе. За каждый, часто малозначительный проступок они строго наказывались, а в некоторых случаях ссылались в отдаленные вотчины. Так, например, было поступлено в 1826 году с архитектором Боруновым и художником Сотниковым.

Нам следует все время иметь перед глазами страшную картину состояния крепостных в стране, чтобы ясно представить себе, сколько крови и слез, сколько загубленных в нечеловеческом труде человеческих жизней стоит за каждой вещью, выставленной в великолепном дворце Юсупова.

В молодости Юсупов подолгу живал за границей. Здесь он познакомился с французскими просветителями – Вольтером, Дидро, Руссо, близко сошелся с французскими художниками того времени – Грезом, Давидом, Гро, Верне, Виже-Лебрен и другими. Пользуясь этими связями и располагая почти неограниченными средствами, Юсупов составил значительную коллекцию картин и скульптур, которую разместил в Архангельском.

Вспоминая представителей придворной знати XVIII столетия, которые в XIX веке, доживая дни свои, «свято хранили» заветы старины, А. И. Герцен говорит о людях подобного типа следующее: «...Иностранцы дома, иностранцы в чужих краях, праздные зрители, испорченные для России западными предрассудками, для Запада – русскими привычками, они представляли какую-то умную ненужность и терялись в искусственной жизни, в чувственных наслаждениях и в нестерпимом эгоизме.»

К этому кругу принадлежал в Москве на первом плане блестящий умом и богатством, русский вельможа, европейский grand seigneur (большой барин, франц.) и татарский князь Н. Б. Юсупов. Около него была целая плеяда седых волокит и esprits forts (вольнодумцев, франц.), всех этих Масальских, Санти и tutti quanti (всяких других, ит.). Все они были люди довольно развитые и образованные; оставленные без дела, они1 бросались на наслаждения, холили себя, любили себя, отпускали себе добродушно все прегрешения, возвышали до платонической страсти свою гастрономию и сводили любовь к| женщинам на какое-то обжорливое лакомство.

Начало материала:


Продолжение материала:

Недавно опубликованные статьи