Добравшись до реки Ур, я пересек границу в том самом месте, где пересекаются границы Бельгии, Люксембурга и Германии, и потом еще 4 часа шел по берегу реки. По дороге мне встретился всего один человек. Идти становилось все веселей, когда дорога пошла по скалистым уступам, и несколько раз мне даже пришлось перелезать через упавшие стволы деревьев. Я прибыл, как и намеревался, в городок Дасбург-Понт и понял, что очутился в захолустье, где не ходят автобусы, и почти нет шансов поймать попутку. Несмотря на это, я решил не сдаваться.

Я миновал возвышающуюся посреди леса огромную скалу, которая привлекает альпинистов со всего Люксембурга. После серии многочисленных поворотов по тропинкам и лестницам я пошел вдоль реки, которая текла через долину. Затем я прошел мимо лесного амфитеатра, который был вырезан прямо в скале. Той ночью здесь проходила вечеринка местной молодежи – музыку можно было слышать на расстоянии мили. Эхтернах был первым большим городом, увиденным мной за всю неделю. Он расположен на самой  границе с Германией. Как и во всех больших городах, которые я посетил, здесь есть несколько симпатичных улочек, которые ведут к центральному скверу, с несколькими красивыми историческими зданиями и множеством уютных баров.

Авторы моего путеводителя двенадцатилетней давности описывают 10 законов длительных пеших переходов. Это базовые правила, такие как, например, всегда останавливаться в кафе, если предоставляется такой шанс, и опасаться невежества местных, дающих указания в каком направлении идти. Я же признаю, что существует только один закон – закон подлости. И знание о том, что есть такой день, когда все магазины, места для ночлега и места для развлечений закрыты, пришло ко мне неотвратимо. Я или прихожу слишком рано для большинства местных событий, или они уже случились. Наилучшим выходом из ситуации для меня оказалось бесстрастное отношение к таким вещам. Несомненным плюсом было то, что к концу дня я успел найти ночлег на туристической базе в городке Ремершен до того, как началась еще одна сильная гроза.

Дорога шла вверх и вверх, из деревни Сархад, мимо последних признаков цивилизации в виде редких одиноких хижин из глины и камней и полей орошения, которые нехотя держались за край деревни в конце 200-километровой дороги, уходящей от города Ишкашим на восток. Сархад находится на 3300 метров выше уровня моря, а перевал, который нам предстояло сегодня пересечь, еще на 1000 метров выше. Однако все мысли или ощущения усталости и высотной болезни вытеснило волнение оттого, что я, наконец, начинаю свое путешествие по бездорожью афганского Памира.

От Шаура тропа шла круто вверх, до небольшого плато, которое находилось примерно на трети пути до вершины. Мы пересекли его и встретили караван из ослов, который шел в противоположную сторону. Оживленный диалог между Саидом и пассажирами каравана, за которым последовало медленное и сбивчивое объяснение Саида со мной, выявил, что заброшенная деревня Барак, которая, как полагал Саид, находится в 3-4 часах от Шаура, на самом деле располагалась прямо под нами, с другой стороны плато. Через полтора часа после начала похода мы добрались до нескольких каменных строений, которые и составляли деревню. Многие из домов были соединены с пещерами.

В конце концов, мы поднялись и прошли еще около часа по более-менее ровной тропе. Когда перед нами предстал особенно впечатляющий вид на изрезанные горные пики, я полез в карман за фотоаппаратом, но безуспешно, в кармане ничего не было. Я с ужасом вспомнил, что фотокамера лежала на земле рядом со мной, там, где мы делали привал в последний раз. Используя наш быстро развивающийся языковой код, основанный на определенных словах, словосочетаниях и жестах, я сообщил Саиду, где я оставил фотоаппарат. Он тут же сказал, что вернется и заберет его. Понимая свою вину и чувствуя слишком большую усталость для того, чтобы спорить, я согласился.

Изнутри юрта выглядела абсолютно так же, как те, что я видел в Кыргызстане: вертикальная круговая стена в высоту около метра, которая затем отлого поднимается внутрь к большому отверстию в центре, примерно в трех метрах над землей. Позже я узнал от хозяина юрты, что он купил ее у киргизов, которые жили в афганской части Памира. Они покинули свои дома в Афганистане, когда сюда пришли советские войска, таким образом, став последними представителями своего народа, для которого характерен кочевой образ жизни. Странным было то, что отверстие в верхней части было открыто, несмотря на сильный дождь. Там, где приземлялись крупные легкие снежинки, ковров не было – их скатали, и посередине образовывалась большая грязная лужа. Даже те ковры, одеяла и подушки, на которых в дальнем от двери углу сидел я, становились влажными.

На следующий день нас ждал легкий 5-часовой переход на ровной поверхности через широкую длинную зеленую долину, которую местные жители называют Чподкис. Весь снег растаял, и в почти безоблачном голубом небе ярко светило солнце. Я кое-как привык к высоте и, несмотря на первоначальную нехватку кислорода, вскоре снова приноровился к ходьбе. Мы позавтракали вместе с Сарфирозом, завтрак был скромный – хлеб и подсоленный чай. Трапеза (если ее можно так назвать) проходила под звуки пения деревенских женщин и детей, которые работали снаружи. Их одежда все еще была мокрой после уборки снега. Второй завтрак у нас произошел примерно через час, когда жители деревни Матхуз пригласили нас на хлеб с простоквашей. В целом настроение у нас было хорошее. Мы смеялись и шутили, как это было в самом начале похода, и Саид заполнял все мгновения тишины своим громким нестройным пением. Только мои все еще мокрые ботинки и куртка портили положительную оценку этого, почти идеального дня.

Я проснулся посреди ночи с ужасной головной болью и пересохшим горлом. Шансов на то, что я снова усну, почти не было. Я просто лежал в полузабытьи – возможно, у меня была небольшая температура – и надеялся, что остальные скоро проснутся. Я смутно помню, как Данук и Вадуд пили чай где-то слева от меня, но как ни странно, я не стал просить их угостить и меня… Чуть позже какой-то плотный бородатый мужчина что-то монотонно напевал низким голосом, стоя перед другими тремя, все они молча склонялись вниз во время пауз в его пении… Затем не было ничего, кроме моей боли и жажды, и я лежал в тишине… Затем снова последовали пение и молитвы. После долгих часов ожидания наступил рассвет, и все остальные проснулись. Моя голова все еще раскалывалась от боли, горло мое было еще более сухое, чем раньше, и все, что я видел этой ночью, казалось скорее сном, чем реальностью.

Через час мы пришли в поселок Карчинд, он представляет собой три юрты, стоявшие рядом с большой лужей грязи, земли и навоза, в которой стояло большое стадо овец и несколько яков. На другой стороне лужи находилось глиняное строение, рядом с ним сидел старик. До того, как мы пришли сюда, Саид и я прыгали с камня на камень, пытаясь перейти речку. Затем мы остановились, Саид жестом показал, что дальше идти не следует. Мы оба сели на камни. Он помахал старику, тот не ответил. Минуты две никто не двигался. Между нами было около ста метров. Затем старик встал и вошел в дом. Через секунду он снова появился с ковром в руках. Как бы мимоходом, он ударил ковром по стене дома, затем расстелил его на земле и снова уселся на камень. И снова мы сидели друг напротив друга в полной тишине.